Я сажусь в кровати, пробегая пальцами по волосам, и вздыхаю.
— Вивьен, я не сказал.
Она выглядывает из-за угла с зубной щеткой во рту.
— Что ты имеешь в виду? — бубнит она с полным ртом пены от зубной пасты.
Я натягиваю шорты и становлюсь у входа в ванную.
— Я тут только на выходные. Мне нужно взять кое-какие вещи… Завтра я снова уезжаю.
Она застывает со щеткой во рту и смотрит с озадаченным выражением на мое отражение в зеркале.
— Прости, я хотел сделать тебе сюрприз. Мне следовало позвонить и рассказать все, перед тем, как я вернулся домой.
Она опускает глаза на раковину. Сплевывает и бросает зубную щетку в стакан.
— Ладно, тогда увидимся позже, — она протискивается мимо меня, не глядя в глаза.
Я хватаю ее за руку.
— Вивьен…
Она вырывается.
— Нет, все нормально. Может, мы можем пойти куда-нибудь поужинать. А теперь мне нужно идти. Поговорим позже.
Я спускаюсь за ней по лестнице.
— Вивьен, подожди! — я закрываю входную дверь сразу после того, как она ее открыла. — Пожалуйста, не делай так.
Она стукается лбом о дверь, и ее всхлипы заполняют воздух.
— Мне так жаль, — я разворачиваю ее и притягиваю в свои объятия. Она не обнимает меня в ответ. Вместо этого, она прикрывает руками лицо.
Злость внутри меня подпитывается ее слезами. Кэролайн потеряна, и, может быть, я тоже. Я загнан в тупик.
— Мне ж-жаль, — она отодвигается и качает головой, вытирая слезы. — Тебе это не нужно.
Я разворачиваюсь и делаю несколько шагов, поставив руки на бедра.
— Черт возьми! Прекрати извиняться. Это не твоя вина. Это я, все я! Моя чертова жизнь высасывает все из тебя. Хотел бы я … — я смотрю в потолок, выпуская раздраженный вздох. — Хотел бы я просто отпустить.
Она кусает свою дрожащую нижнюю губу и тяжело сглатывает.
— Мне нужно идти.
Моя голова падает, плечи поникли, дверь закрывается с хлопком.
***
Вивьен
Когда не сезон, «Зеленый горшок» закрывается в полдень в субботу. Большую часть дней мы с Мэгги остаемся до часу, убирая и болтая.
— Колись, Вив.
— Колоться насчет чего? — спрашиваю я, занося с улицы культивированные хризантемы.
— Ты опоздала сегодня утром, пришла с опухшими глазами и до сих пор дуешься.
— Оливер вернулся.
— Дорогая, это же великолепно… не так ли?
— Завтра он снова уезжает.
Она штампует обратную сторону чеков.
— Ну, по крайней мере, он приехал навестить тебя, правильно?
— Он приехал взять кое-какие вещи, — хмурюсь я. — Что касается «навестить» — это как чаевые, если можно так выразиться.
— Он приехал, чтобы увидеть тебя, Вив. Нет ничего такого, чего бы он не мог купить в Портленде, кроме тебя.
— Ты так думаешь?
Она протягивает мне руку. Я раскисаю.
— Иди сюда, — она обнимает меня. — Я знаю это. Он любит тебя, и нахождение вдали от тебя убивает его. Кроме того, я так тобой гордилась два прошедших месяца. Ты великолепно занимаешься в колледже, все еще находишь время, чтобы помогать мне и, до сегодняшнего дня, я не видела, чтобы тебе недоставало веселья.
Я отступаю назад и оттягиваю нижнюю губу, кривляясь.
— Да, но это была вроде как игра на публику. Я достаточно организована, поэтому учеба и работа — это легко, а что касается веселья — не так уж. По правде говоря, внутри я была несчастна. Жизнь без Оливера — нудная и безжизненная. Я свечусь, когда он здесь. Я чувствую себя уверенной рядом с ним и красивой в его глазах, — я смеюсь. — Я знаю, это звучит так жалостливо. Мне не нужно испытывать потребность в мужчине, чтобы ощущать все это.
— Ты права, тебе не нужно испытывать потребность в мужчине, Вивьен. Но жизнь с ними намного веселее, это уж точно.
Мы обе смеемся.
— Спасибо, Мэгги. Ты королева убеждения.
Вивьен
С болью приходит уязвимость, и прямо сейчас, когда Оливер везет нас в дом своих родителей, я ощущаю невероятную глубину и того и другого. Между нами стена неловкости, которая ощущается непроходимой. Ни один из нас не знает, что сказать или сделать. Будто мы выжидаем время в тишине, чтобы еще раз попрощаться.
Его слова этим утром медленно распространяются, как яд: «Хотел бы я просто отпустить». Отпустить что? Меня?
Оливер захлопывает дверь машины и идет ко мне. Я выхожу до того, как он подходит к двери. Он останавливается и вздыхает, будто мой отказ принять его рыцарский жест — это пощечина. Слишком плохо.
Он предлагает свою руку — вот это я принимаю. Я всегда это принимаю, даже, когда на ней надета перчатка страданий и боли.
Оливер останавливается, прежде чем открыть входную дверь, и обхватывает мое лицо руками.
— Я выбираю тебя. Я люблю тебя. Не имеет значения, что произойдет, ты должна это знать. Если ты не хочешь, чтобы я уезжал, тогда просто скажи, и я останусь. Это тебя я люблю, все, что имеет значение — это ты.
Я киваю на откровенность его слов. Я никогда не поддавала сомнению любовь Оливера ко мне. Невозможно сделать выбор. Мы пообещали друг другу несколько месяцев назад — не отступать. Я жду, когда он поймет, что он больше, чем совокупность событий прошлого. Я жду, когда он закроет свои шрамы татуировкой чего-то красивого, и не будет бояться показывать ее всему миру. Я хочу дать ему то, что он дал мне, но я не знаю как, и это убивает меня.
Его губы прикасаются к моим, и клянусь, что могу почувствовать всю тяжесть его сердца по тому, как они прижимаются ко мне.