— Доктор сказал, что ты можешь утром пойти домой. Все повреждения незначительны. Их просто много, поэтому у тебя будут проблемы с передвижением приблизительно неделю. Ты, должно быть, была очень расстроена и в чистой ярости, чтобы не понимать, что так много осколков пронзили твои ступни.
— Он женат, — мой голос звучит, будто слова разрывают мое горло. Злость сменилась эмоциональной болью и… О. Мой. Бог. Это так больно. Мое зрение затуманивается слезами, которые текут по моему лицу.
— О, Цветочек. Мне так жаль, — Алекс нежно держит меня за руку и, когда я пытаюсь сжать ее, чувствую, как натягиваются бинты на коже.
Что я с собой сделала?
— Чего бы это ни стоило, но он выглядит не лучше тебя, кроме того, что у него нет сотрясения мозга. Он просидел с тобой всю ночь, может, этого и не стоило делать, но я заставила его уйти утром, перед тем как ты проснулась. Я думаю, он и его семья в комнате ожидания.
Я еще раз всхлипываю, и Алекс промокает мое лицо бумажной салфеткой.
— Я не хочу видеть их… никого из них, никогда больше.
— Хочешь, чтобы я позвонила твоим родителям?
— Нет! Они… они не поймут. Я не рассказывала им об Оливере.
— Ладно, ну, Шон скоро вернется. Я послала его за твоей одеждой, которая не испачкана кровью.
— Доброе утро, Вивьен.
Я соплю и поднимаю взгляд.
— Я — доктор Беннетт. Я только что говорил с доктором Конрад, и он сказал, что вы близкий друг их семьи, поэтому я приехал пораньше, чтобы осмотреть вас и, надеюсь, отпустить домой скорее, чтобы вы могли отдохнуть и выздоравливать, — он проводит пальцем по экрану iPad, затем протягивает его медсестре и начинает осматривать меня.
— Мы не друзья.
Доктор Беннетт светит фонариком в мой левый глаз.
— Нет? Хм, простите, я, наверное, неправильно понял.
Он ослепляет меня, пихает и толкает, затем снова переключает внимание на свой iPad.
— У вас все хорошо. Если вам нужно какое-нибудь обезболивающее, то «Тайленол» или «Адвил» помогут.
Я киваю.
— Спасибо.
— Не за что. Отдыхайте.
Как только доктор Бэннет и медсестра выходят, входит Шон с сумкой.
— Эй, Вив. Я принес тебе кое-какую одежду. Оливер дал мне ключи от своей квартиры. Он в комнате ожидания и хочет тебя видеть.
Алекс помогает мне сесть с краю, свесив ноги с кровати.
— Можешь передать ему сообщение от меня?
— Конечно, — отвечает Шон.
— Скажи, пусть отваливал.
Шон смотрит на Алекс, затем снова на меня.
— Ты слышал ее… иди, — Алекс показывает головой.
— Мы можем поговорить минуту наедине? — мы втроем смотрим в сторону двери, где стоит Оливер. У него синяк под глазом, распухшая губа и швы на подбородке.
Хорошо!
— Не утруждайся, Шон, я скажу ему сама. Отвали, Оливер!
— Просто пять минут. Пожалуйста, — он заходит в комнату.
Алекс кладет руку мне на колено.
— Просто дай ему пять минут, которые он просит, а затем я заберу тебя домой. Хорошо?
Я колеблюсь. Я не хочу видеть его, и чертовски уверена, что не хочу говорить с ним, но хочу поехать домой, поэтому киваю, пытаясь, стать на ноги.
— Мы будем сразу за дверью.
Оливер закрывает за ними дверь и подходит ближе ко мне. Я вижу его коричневые туфли и голые ноги, но не смотрю вверх.
— Вивьен…
— Я ненавижу тебя, — шепчу я.
— Я знаю.
— Осталось четыре минуты.
Он приседает, положив руки по обе стороны от меня, так что я вынуждена смотреть на него.
— Мне так сильно жа…
— Три с половиной минуты, — говорю я сквозь зубы.
Он вздыхает.
— Кэролайн все еще моя законная жена. Она страдает… тяжелой депрессией и суицидальными наклонностями. Я подал на развод более года назад, но учитывая ее душевное состояние, быстрый развод не получился. Я люблю тебя, я хочу быть с тобой и собирался рассказать тебе…
— Ты собирался рассказать мне? — смеюсь я. — Когда? Перед тем, как лишил меня девственности? Перед тем как позволил влюбиться в тебя? Перед тем как предложил переехать к тебе? КОГДА, ОЛИВЕР? — эмоциональная боль борется с физической, а злость, которую я ощущаю, делает и ту и другую более интенсивной. Я истощена и опустошена. Чувствую только слезы. Проклятые слезы… бесконечный поток слез.
Он кладет щеку на мою голую ногу, и я чувствую, что поддаюсь под его прикосновением. Это жестокая реальность, когда прикосновение, которое излечило меня, становится пламенем, которое сжигает меня.
— Время вышло, — шепчу я, затем всхлипываю, пытаясь ровно дышать.
Медленно поворачивая голову, он трется щетиной о мои ноги, затем прижимается губами к моей коже. Я закрываю глаза, сильно сжимая веки, выпуская еще больше слез и пытаясь сдержать дыхание, но эмоции слишком мощные. Вместо этого мое тело вздрагивает, когда мягкое болезненное хныканье вырывается против моей воли.
— Прощай, моя любовь.
Я чувствую, как он уходит, но не могу открыть глаза. Меня ослепляют слезы, эмоции… меня ослепила любовь.
Вивьен
В моем теле нет ни единой клеточки, которая не кричала бы от боли, конечно же, не больше, чем мое сердце. Я уже два дня дома после выписки из больницы и сегодня первый день, когда Алекс оставила меня одну на хозяйстве. Чувствительные раны на моих ступнях заставляют меня ковылять, как ребенка, который только учится ходить, а боль — невыносима, хотя я никому не позволяю узнать об этом. Мне не нравится такое внимание… и никогда не нравилось.