— Когда?
Я выгружаю камни на ландшафтную бумагу.
— Когда мы вернемся от ее родителей в следующие выходные.
— Класс. Тогда ее родители будут знать в лицо парня, который разбил сердце их маленькой девочке.
— Я не собираюсь разбивать ей сердце! — вот как он давит на нужные кнопки.
— Эй, мужик, не расстраивайся. Я понимаю…
— Ты, бл*дь, не понимаешь! Никто не понимает! Тебя там не было, ты не видел того, что я!
Ченс смотрит вокруг, не слышит ли кто меня. Он ничего не говорит… до конца дня.
***
Вивьен
— Оли? — шепчу я, садясь на него верхом. — Ты пропустишь восход в такой важный для тебя день, детка.
Он закрывает лицо рукой. Я представляю, что он надеется, что через пятьдесят лет мы делаем то же самое, и что я все еще буду помнить этот день. Прокладывая дорожку из поцелуев по его телу и по его выпуклым мышцам пресса, я убираю руки с его лица. Он зажмуривает глаза, как непослушный маленький мальчик.
— Отлично, — я слажу с него. — Я буду на террасе, если ты передумаешь.
— Подожди!
Я улыбаюсь, и мне не нужно разворачиваться, чтобы увидеть, что он открыл глаза.
— Тебе нравится?
— Возвращайся назад.
Я разворачиваюсь, чтобы он смог увидеть мой красный кружевной «тедди» спереди, нижняя часть которого представляет собой трусики-танга.
— Встретимся на террасе.
— Вивьен!
Я усмехаюсь всю дорогу до террасы. Как только я открываю дверь, его руки уже на моей голой попе, ласкают ее.
— Присаживайся, именинник.
Он садится на шезлонг и усмехается, будто я вот-вот воплощу все его желания в жизнь… и я так и делаю. Небо все еще темное, но небольшая линия света пробивается над горизонтом.
— У тебя когда-нибудь был секс, пока ты наблюдал за восходом, Оли?
Он качает головой, а его глаза неотрывно следуют за мной. Я раздвигаю его ноги, становлюсь на колени на шезлонг между ними.
— Хорошо. Я думаю, тебе сегодня исполняется тридцать лет, правильно?
Он кивает, а его рот широко открывается, когда я освобождаю его от трусов.
— Ну, тебе повезло, что у меня нет сильного рвотного рефлекса, поэтому ты просто сиди и наблюдай за восходом, пока я буду делать тебе тридцатиминутный юбилейный минет.
Его дыхание сбивается, когда я беру его в рот.
— Н-не знаю… продержусь ли… тридцать минут.
Смотрю на него вверх, пока мой язык медленно поглаживает его головку.
— Конечно же, ты не продержишься, малыш. — Я беру его в рот так быстро, как только могу, затем сосу и кружу языком вокруг, выпуская его. — Но это хорошо, я проглочу и начну все с начала.
***
Тридцать минут, один быстрый и два медленных оргазма спустя, Оли одевается, пока я готовлю завтрак.
— Вот, малыш, — я ставлю его тарелку, когда он садится за стол.
— Ммм, пахнет хорошо.
— Пюре, индейка и пшеничный тост. Кофе?
— Пожалуйста, — он поворачивается, когда я иду на кухню, и все еще смотрит на меня, когда я возвращаюсь с двумя чашками кофе.
— Что? — я поднимаю бровь.
— Ты собираешься в этом идти на работу?
Я смотрю вниз на мой красный «тедди».
— Да.
Его глаза чуть ли не вылезают из орбит.
— Мэгги говорит, что бизнес немного сбавил обороты за последнее время, поэтому я подумала, что могла бы стоять перед дверью, как талисман и зазывать новых клиентов.
Его тост выпадает из руки обратно в тарелку.
— Шучу, Оли, — я смеюсь и качаю головой. — Расслабься, я просто шучу.
Он выдавливает из себя улыбку и продолжает есть.
— Ты был каким-то тихим, даже отвлеченным во время восхода. Я ожидала обратного, я имею в виду… тебе же понравилось?
Он ухмыляется, глядя в тарелку.
— Да, это было приятно и неожиданно.
Мой аппетит пропадает. Я вижу, что что-то беспокоит его. На самом деле нет ничего более унизительного, чем вырядиться в нижнее белье и сосать парню член в течение получаса, чтобы получить в итоге холодный прием и тебе сказали, что это было «приятно». Хороший фильм или ужин с друзьями — это «приятно», длительный минет, в честь дня рождения, заслуживает другого прилагательного.
Я встаю и несу свою тарелку на кухню.
— Рада, что тебе было приятно. Я иду наверх собираться на работу.
— Вивьен?
Я останавливаюсь посередине лестницы.
— Хм?
— Что-то не так?
«Я не знаю, ты мне скажи!»
— Нет. Я спущусь через несколько минут, — я разворачиваюсь и дуюсь на него по пути к гардеробной.
— Приятно. Я съела три порции твоей спермы на завтрак, а все, что ты можешь сказать, так это то, что было «приятно»! — бурчу я себе под нос, освобождаясь от этого тупого дорогущего куска чего-то непонятного, от которого все чешется.
Я никогда не хотела смешивать Оливера с категорией «типичный мужчина» до сегодняшнего дня, в его день рождения. Я даже не могу надрать ему зад за то, что он был таким равнодушным. Может, завтра. Мне интересно, каков период ожидания перед тем, как накричать на кого-то за то, что он вел себя, как идиот, в свой день рождения.
— Пойдем, — я нацепляю фальшивую улыбку, когда беру свою сумочку.
— Спасибо за завтрак. Он был невероятным! — он проскальзывает ногами в свои ботинки у входной двери.
Картофель и индейка были невероятными, а тридцатиминутный минет — приятным? Я обдумаю еще раз свои планы на него позже. Может, мы закажем еду домой, и я смогу вязать, пока он будет отмывать пол в кухне снова. Это, вероятно, тоже приятно. Мы спускаемся по ступенькам и направляемся к Гарвардской площади.