— Тебе нужно привезти свою кровать домой, чтобы, когда ты приезжаешь в гости, тебе не приходилось спать на диване, — говорит Алекс, когда мы одеваемся в наши традиционные траурные платья.
Я склоняюсь к зеркалу на туалетном столике и наношу немного туши.
— Да, кстати об этом… я думаю, что перееду обратно, если ты еще не сдала мою комнату.
— Что? — Алекс повышает голос.
— Я не хотела упоминать об этом при родителях, когда вы с Шоном приехали вчера вечером, но мы с Оливером сейчас не вместе, — я собираю всю волю в кулак, чтобы не проявлять эмоции, пока накладываю макияж.
— Цветочек, что произошло?
Размазывая румяна по щекам, смотрю на ее отражение в зеркале.
— Секреты, ревность и Кай произошло.
— Я понимаю часть, относящуюся к Каю. Оливер не мог быть слишком довольным, когда ты умчалась в день его рождения со своим бывшим парнем.
— Да, именно так все и началось, но затем он позвонил, когда я была у Кая в пятницу вечером.
— И?
— И он был зол, — вздыхаю я, — и фактически намекнул, что я шлюха.
— Что? Почему?
— Потому что родители Кая были у Сары, а Кай не хотел быть один, поэтому я осталась на ночь у него.
— Так почему он разозлился от этого? Ты же с ним не спала.
— Нет, я с ним не спала, в смысле секса, но я спала рядом с ним на кровати, как друзья.
— Что за черт, Цветочек! Зачем ты это сделала?
— Что? — я поворачиваюсь к ней. — Мы ничего не делали. Он оплакивал потерю Бэт… мы оба.
— Это не подразумевает спать с ним в одной кровати. Ты только что переехала к Оливеру. Это должно что-то означать.
Я скрещиваю руки на груди.
— В чем дело? Ты ведешь себя как Оливер и оттого, что мне никто не доверяет, действительно больно.
— Цветочек… — голос Алекс становится тягучим, как мед. — Мне кажется, ты смотришь на ситуацию с неправильной стороны. Как бы ты чувствовала себя, если бы у Оливера была подруга, которая когда-то была его девушкой, а ее сестра умерла, поэтому он остался бы с ней… в ее кровати? Ты бы думала, что это нормально?
— Да, — НЕТ! Начинает самобичевание. Почему я не могла посмотреть на ситуацию его глазами?
— Цветочек… — Алекс наклоняет голову набок.
— Боже, я такая тупая, — я разворачиваюсь обратно к зеркалу. Да, так выглядят тупицы.
Алекс застегивает мне молнию на спине и поправляет мое ожерелье на шее.
— Невинная, доверяющая, может, даже немного наивная… но не тупая.
Наивная. С его уст это слетело как болезненная ложь, с её — это болезненная, правда.
— Мне нужно кое-что исправить.
Алекс кивает с грустной улыбкой, обувает свои черные туфли на каблуках и протягивает мне свою руку.
Вивьен
Как так выходит, что Оливер может не раскрывать своего прошлого, позволяет мне переехать к нему, не делится тем, что находится за той запертой дверью и предотвращает все разговоры о чем-либо, доставляющем ему неудобства, и все-таки я остаюсь именно той, кто просит прощения? Я провела всю дорогу до Кембриджа, проигрывая в уме свою речь. С моей стороны будет извинение, а с его стороны будет разоблачение.
Уже после девяти вечера, когда мы приезжаем домой.
— Удачи, Цветочек, — Алекс обнимает меня. — Моя дверь всегда открыта, если он выгонит тебя.
Закатывая глаза, я смеюсь.
— Иди и закрой за собой дверь. Не беспокойся, я разберусь с этим.
Шон обнимает меня.
— Делай все, что можешь, Вив, и если ничего не поможет, снимай одежду.
В тот же самый момент, Шон хватает ртом воздух и берется за яйца, подогнув колени. Алекс придерживается строго девиза: «Пожалеешь удара между ног, испортишь парня».
— Тащи свою задницу в дом, вместо того, чтобы болтать. Цветочек не собирается снимать свою одежду, как какая-то жалкая пустышка, чтобы ее извинения выглядели более правдоподобными. Теперь иди! — она указывает на свою красную дверь, и Шон несется, как раненое животное.
После того как он заходит, она поворачивается ко мне.
— Тебе абсолютно необходимо раздеться, но затем убедись, что ты контролируешь все. Поняла? Воспользуйся своим горячим телом, и к утру, он будет признаваться как кардинал в комнате, полной мальчиков, прислуживающих в алтаре. Теперь иди!
Я открываю рот, а она прижимает к нему палец.
— Иди!
Таща за собой сумки вверх по лестнице, я оглядываюсь назад еще раз, прежде чем открыть дверь. Алекс показывает мне, чтобы я убиралась, поэтому я захожу в дом. В гостиной горит неяркий свет, но я не вижу и не слышу Оливера.
— Оли?
Ответа нет.
Я бросаю сумки и поднимаюсь наверх. Там Оливера нет.
Спускаясь по лестнице, я зову его снова. Ответа нет.
Нет никаких записок, и его машина стоит перед домом, но, возможно, он пошел куда-то пешком, или он может быть с Ченсом, но он обычно не оставляет свет включенным. Я прохожу мимо дверей, выходящих в патио, и замираю, когда вижу тень фигуры уголком глаза. Открывая дверь, вижу, что он развалился на стуле, спиной ко мне, свет на крыльце выключен.
— Эй, ты меня не слышал?
— Слышал.
Я выхожу на террасу. Он не смотрит на меня.
— Почему ты ничего не сказал?
— Не думаю, что нужно еще что-то сказать, — он поднимает знакомый пакет, но все так же не смотрит на меня. — Тебе нужно забрать это и все остальные свои вещи и уйти.
Я беру у него пакет.
— Ты меня выгоняешь?
Он кивает.
— Из-за горстки «травки»?