Он разворачивается с широко открытыми глазами.
— Горстки «травки»? Ты хранишь нелегальные наркотики. Я не связываюсь с травокурами! Может, ты переживаешь какой-то переходный период, но я — нет.
— Я не травокур, идиот! Я никогда этого не курила, не ела и так далее, что там еще люди с этим делают. Я принесла это домой, чтобы поделиться с тобой в твой день рождения.
Он истерически смеется.
— Поделиться? Это был подарок на мой день рождения? Ты купила мне марихуану на день рождения?
— Я не покупала это, и это не подарок. Мэгги дала мне это домой, после того как я рассказала, что ты странно себя вел в пятницу утром.
Он садится ровно и проводит руками по волосам, качая головой.
— Где Мэгги это взяла, и почему ты рассказывала ей о нас?
— Что ты имеешь в виду «где она это взяла»? Она выращивает это с тех пор, как ей впервые диагностировали рак много лет назад, отсюда и название «Зеленый горшок»! И мне нужно было с кем-то поговорить о нас, потому что я чертовски уверена, что ты не хочешь ни о чем говорить.
— Я не могу этого сделать, — он встает и проходит мимо меня.
— Ты не можешь сделать что? — я следую за ним в дом. — Ты о нас? О «травке»?
— И о том и о другом, — он стоит спиной ко мне, уперевшись руками в бедра и повесив голову.
Мне тяжело дышать. Боль в груди разрушающая.
— Я приехала домой, или сюда… — я качаю головой, — … я думаю, у меня больше нет дома, — я пытаюсь сдержать слезы. — Я собиралась сказать тебе, что сожалею. Между мной и Каем ничего не было, но оставаться с ним было неправильно и… наивно. Я хотела попросить тебя поделиться со мной своим прошлым, довериться мне так, как я доверяю тебе всю себя. Было так много всего, что я хотела сказать, но сейчас… я вижу, что это не имеет никакого значения.
Я больше не могу сдержать слез. Я иду к двери и поднимаю сумки, но не поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
— Предполагаю, что единственное извинение, которое ты хочешь услышать — это… прости, я слишком молода и глупа, я решила покурить «косяк» один раз, чтобы понять как это. Мне жаль, что не могу быть близка с тобой, чтобы ты не представлял член другого парня у меня потаскухи во рту. Мне жаль, за все те разы, когда смутила тебя, но пожалуйста, пожалуйста, не проси меня жалеть о нас, — сдавленный всхлип вырывается, когда я берусь за ручку двери. — Я за-заберу оставшиеся в-вещи завтра, когда ты уйдешь.
***
Оливер
Она ушла, а я ничего не сказал… абсолютно ничего. Мой дом снова ощущается пустым, так же как и мое сердце и моя жизнь. Я достиг такой точки в этих отношениях, что больше не знаю, кого защищаю: ее или себя. Мое сердце тяжело бьется в груди, когда я слышу стук в дверь. Она вернулась!
Я открываю.
Шлеп!
Пощёчина на моей щеке больше шокирует меня, чем болит, когда я смотрю на Алекс и вижу ее сверкающий сердитый взгляд.
— Ты, бл*дь, придурок, что позволил ей уйти из твоей жизни. Надеюсь, что я буду рядом, чтобы увидеть горе на твоем жалком лице, когда замечательный парень, который достоин ее, схватит ее, а ты останешься ни с чем, — она топает назад через улицу и показывает мне средний палец перед тем, как закрыть дверь.
Дешевый мозгоправ в моей голове, который появляется в такие моменты, должно быть, отдыхает. У меня ничего нет. Мне нужно рационализировать то, что я ее недостоин, что нам двоим лучше быть порознь. Я слишком стар для нее, и она не заслуживает моего прошлого. Через месяц она пойдет в колледж, а я буду путаться со своим братом и истощать свой сберегательный счет. Лучшее в моей жизни уже закончилось, а лучшее в ее жизни только появляется на горизонте.
Я выключаю свет и падаю на кровать — мою одинокую кровать. Затем до меня доходит. Вот оно. Я — закат, а она — восход, а единственная вещь, которая разделяет нас — это темнота.
Я быстро встаю с кровати. Дерьмо! Я все испортил!
Сейчас начало двенадцатого, но я вижу свет в их окнах. Не сомневаюсь, что после того как Алекс напала на меня, фестиваль по избиению мужчин начался. Переход через улицу ощущался как нарушение линии фронта, а все чем я вооружен — это «я — тьма, а ты — мой свет». Если я не придумаю чего-то лучше этого, то могу с таким же успехом вонзить меч себе в грудь. Я уже использовал золотую стандартную фразу «я люблю тебя». Что теперь? Я хочу тебя? Ты мне нужна? Секс — восхитительный? Да, именно это.
Я стучу в дверь и молюсь, чтобы правильные слова каким-то волшебным образом добрались от моего рта до ее ушей. Алекс открывает дверь с самодовольной улыбкой.
— Заходишь на второй раунд?
— Где она?
— Цветочек… занята. Может, зайдешь утром.
Я толкаю дверь, игнорируя ее попытки удержать.
— Оливер!
Я осматриваю нижний этаж, затем направляюсь наверх; резкий запах заполняет воздух. Открывая дверь в комнату Вивьен, меня приветствуют покрасневшие глаза и ленивая ухмылка.
— Оли, — говорит она, перед тем как затянуться еще раз «косяком», затем кашляет.
Я беру «косяк» и выкидываю в кофейную кружку на полу рядом с ее кроватью. Также рядом находятся коробка сахарного печенья, пачка чипсов и миска с фисташками. Она плюхается на кровать и закрывает глаза.
— Ты, должно быть, доволен собой, мистер Конрад, — хихикает она. — Тебе это удалось. Я — травокур. Мэгги была права… не суди, пока не попробуешь.
— Пойдем, — я поднимаю ее с кровати, взяв на руки.
— Поставь меня! Я никуда с тобой не пойду! — ее попытки ударить меня ногой и выкрутиться — слабы и жалки.