Нераспустившийся цветок - Страница 82

Сейчас только девять утра, но я думаю, что этот день требует исключения, поэтому беру пиво. Три пива спустя, я наливаю стакан «Джека» и поднимаюсь наверх. Переворачивая кобальтовую вазу, жду, когда выпадет ключ. Ничего. Где, черт побери, ключ? Я пытаюсь повернуть ручку, но все равно закрыто, поэтому я колочу в дверь… дверь, которую не хотел открывать, до настоящего момента. Я отхожу и бью в нее ногой, но она не поддается. Возможно, алкоголь приуменьшил мою силу или здравый смысл.

Вытягивая телефон из кармана, я звоню Ченсу.

— Полдесятого утра, воскресенье, придурок, что ты хочешь?

— Мне нужен топор.

— Ладно, Пол. Мне привезти с собой и синего бычка? На кой черт тебе понадобился топор?

Я прислоняюсь к стене и сползаю вниз, смеясь.

— Смешно, ты сегодня действительно веселый.

— Боже! Ты пьян, а еще и десяти нет.

— Да, но о чем это говорит? Кое-где уже пять.

— Она снова оставила тебя?

Я допиваю последние несколько капель «Джека».

— Кто?

— Вив?

— Нет. А что?

Он посмеивается.

— Э… ничего. Буду через двадцать минут.

После того как я два раза спускался вниз наполнить свой стакан, я возвращаюсь с блестящей идеей. Я приношу бутылку наверх. Гений… просто гений. Мое гарвардское образование полностью окупает себя.

— Эй, брат… ты где?

— В своем доме.

Ченс посмеивается, поднимаясь наверх.

— Нет, блин.

— Где он?

— Кто?

Я вздыхаю.

— Бык, придурок… я… блин, я имел в виду, топор, — я кривлю губы и искоса смотрю на дверь. — Хотя могу поспорить, что бык выбил бы эту дверь тоже.

— Что за дверью? Чувак! У тебя замок на двери. Какого черта?

Я ударяюсь головой о стену и закрываю глаза.

— Я знаю. Я пьян. Не рассказывай маме, — смеюсь я.

— Где ключ?

— В кармане. Просто подумал, что будет веселее выбить ее топором, — думаю, что моя речь растянута, или я просто так слышу, будто всё приглушено и замедлено. Мои веки такие… очень… тяжелые.

— Оливер?

Я устал… слишком устал.

— Оливер?

— Хм?

— Что за дверью?

Слово затихает.

— Мелани.

***

Вивьен

Тонкое, свободное чувство парит во мне, когда я возвращаюсь в поезде в Бостон. У меня был превосходный разговор с родителями вчера. Все мои страхи на то, как они отреагируют на мой обман и хитрость, исчезли. Слова пришли ко мне без колебаний. Я увидела так много любви и понимания в их глазах, смешанного с их собственными страданием и виной. Как бы я ни старалась убедить себя, что защищаю их, обманывая про колледж, правда в том… что я защищала себя. Я не хотела столкнуться с их разочарованием в себе из-за того, что они не зарабатывают достаточно денег, или наблюдать, как они постоянно чувствуют жалость ко мне. Слез было много, момент был болезненный, но в конце всё решилось, и я чувствую себя ближе к своим родителям, чем когда-либо.

Сейчас я умираю, как хочу видеть Оливера. Я соскучилась по нему. Все, о чем я могу думать — это кожаные ботинки и его горячее обнаженное тело, прижатое ко мне. Его улыбка… Я люблю его улыбку, особенно когда она становится такой широкой, что появляются ямочки на щеках. Уверена, что, если бы могла разглядеть его сквозь мое слепое увлечение им, я бы увидела его недостатки. Может, у него есть какое-то родимое пятно, которое я не обнаружила, или вены на его руках слишком выступают. Возможно, он косолапит, но я не заметила. Оливер не может быть идеальным, я это знаю, но он идеальный для меня.

Грузовик Ченса припаркован на улице следом за машиной Оливера. Машина Алекс тоже здесь, поэтому я решаю отнести сумки домой, так как нападать на своего мужчину в присутствии его брата, должно быть, неприлично.

— Эй, Цветочек! Как прошли выходные?

Я роняю сумки на пол у лестницы.

— Что ты делаешь?

— Что ты имеешь в виду? — она смотрит на меня через плечо.

— Я имею в виду, что ты готовишь и … — я смотрю на охлаждающую решетку, заполненную печеньем, — … печешь.

— Да, и что?

Я беру одно из сахарных печений, рассчитанных на один укус, и кладу в рот.

— Твои родители приезжают или что-то в этом роде? — бормочу я с полным ртом.

— Нет. Просто возвращаюсь к практике. Я некоторое время не занималась кухней.

Я поднимаю одну бровь.

— Ты действуешь слишком странно, даже для тебя. Что происходит?

Она поворачивается и облизывает с пальцев сливочный соус, замедляясь, когда доходит до безымянного пальца левой руки.

— О боже! — я хватаю ее руку, таращась на громадный бриллиант огранки «принцесса».

— Я выхожу замуж!

Я не могу оторвать глаз от гигантского камня.

— Да, выходишь. Святое дерьмо, где Шон взял на такое деньги?

— НА самом деле это из ожерелья, которое его дед подарил бабушке. Шон вставил камень в платиновое кольцо. Тебе нравится?

Я притягиваю ее в объятия.

— Это невероятно. Я так счастлива за тебя.

— Хорошо, надеюсь, ты будешь чувствовать себя так же, когда я скажу, что у тебя есть шесть месяцев, чтобы спланировать лучший девичник, подружка невесты.

— Что, я?

Она закатывает глаза и разворачивается назад к плите.

— Конечно же, ты.

— Почему так скоро? Ты беременна? Я знала, что тот наряд, что был на нем в тот день, приведет тебя к неприятностям.

— Да, Цветочек. Я забеременела в пятницу. В субботу он съездил в Джерси, чтобы взять бриллиант, изготовил кольцо по размеру в воскресенье и сделал предложение сразу после того, как я пописала на тест сегодня утром, — смеется она. — Нет, я не беременна. Его старший брат приедет из Африки на неделю на Рождество. Помнишь, я говорила, что Дилан в Корпусе мира?